В храме, где батюшка настоятельствует, появилась новая прихожанка — девица лет двадцати, в красном платке, который плотно и глубоко, до бровей, облегал голову. Можно было предположить, что под платком очень короткая стрижка. Приходила, стояла службу, потом попросила о личном разговоре. Вопросы ее к батюшке были сформулированы не очень четко, но общий смысл их все же улавливался: найду ли я себя в Православной Церкви? То ли это место, где мне нужно быть? Точно ли, что Церковь — и для таких, как я, тоже? Батюшка попытался объяснить, что искать в Церкви нужно не себя, а Бога; что она не для каких-то индивидуально особенных, а для всех... Вот тут-то гостья и развязала свой красный платок и сняла его с головы. Голова ее была обрита наголо, а в левой височной области чернела татуировка — дракон. Хвост обвивался вокруг уха, огнедышащая пасть висела надо лбом. — Ну вот такие люди, — спросила девушка, — в Церкви возможны? Приходят такие люди в Церковь? — Конечно, приходят, — спокойно ответил батюшка, — и очень быстро обрастают. — Значит, и я могу?.. А дракон? — Дракон сдохнет после первой честной исповеди. И там, в чаще волос, сгниет и разрушится его труп. Девушка рассмеялась и попрощалась, пообещав прийти еще и продумать исповедь. И, действительно, пришла. Сдается мне, если бы батюшка в момент обнажения ее головы воздел руки и возопил: «Да что ж вы с собой сделали, да вы посмотрите на себя, да образ Божий, да облик женский...» — эта история могла бы получить другое, не радостное, а грустное продолжение.
