Он открыл глаза и сразу зажмурился от ослепительного света солнца. Послышался стук собственного сердца и незнакомый голос: «Александр, вы меня слышите? Вот и хорошо!» Он постарался взглянуть еще раз, огляделся и понял, что лежит в больничной палате, а рядом с его кроватью стоит врач. «Просыпаемся и настраиваемся на выздоровление! Согласны?» — доктор улыбался, и Александр чуть слышно проговорил: «Позовите священника, когда можно будет, пожалуйста!..»
Сознание возвращалось к нему медленно. А вместе с ним воскресала память. Слегка кружилась и побаливала голова, еще не находилось сил для того, чтобы самостоятельно вставать с постели и ходить. Но как же хотелось, чтобы выслушали, постарались понять и простить! Было у него, у взрослого мужика, желание выплакаться, пожаловаться на судьбу. К тому же появились вопросы, мучившие его душу, на которые он сам не мог найти ответа. Подушка была жаркой, одеяло — тяжелое, жажда не давала покоя. Необходимо было во всем разобраться…
Священник пришел через несколько дней. «Вы просили об исповеди, слушаю вас», — обратился отец Сергий к больному. Александр кивнул, принял благословение и приготовился рассказывать.
А ведь замечательно начиналась жизнь! Когда, за что, почему всё разом рухнуло и ничего не осталось? Что явилось причиной сегодняшнего несчастья и одиночества? Обида душила, дыхание прерывалось от невыразимой душевной боли. «Вы успокойтесь, не торопитесь! Господь посреди нас», — тихо сказал отец Сергий.
— Я родился в Москве, вырос на одной из ее старинных улочек, — с трудом выговаривая слова, начал Александр. Потом стены палаты раздвинулись и исчезли, стали появляться люди из прошлого, воскресать события пережитых лет, слова рождались сами собой, и Александр стал слышать себя как будто со стороны. — Помню, в детстве бабушка часто возила меня по воскресным дням в храм Святителя Николая в Павшине, а после причащения я носился по берегу Москвы-реки, не зная, как растратить распиравшую душу радость. Находились товарищи, и мы придумывали разные игры, пока бабушка оставалась в храме и не звала меня в обратную дорогу. «Всего в жизни будет много, и разного, хорошего и плохого, но ты, Санечка, одно помни: Бог поругаем не бывает, береги честь и совесть смолоду, старайся не грешить», — так она мне говорила. И почему только сейчас я вспомнил эти слова моей дорогой воспитательницы! Упокой, Господи, ее светлую душу...
В школе всегда был отличником, лидером, привык во всем полагаться только на себя, гордился собой, ото всех ждал только похвал, привык командовать, подчинять своему мнению окружающих. Конечно, в храм с бабушкой перестал ходить еще в младших классах, уже тогда считая себя взрослым и умным. Не хватало еще насмешек и издевок! Однажды, помню, вышел я во двор со своим великом, а тут соседская девчонка с папкой для нот из музыкальной школы возвращается и, глядя на меня, смеется: «А правду говорят, что ты в Бога веришь? Ты что, совсем темный и не знаешь, что Бога нет?» Я крутанул педали и крикнул ей в ответ: «Да не верю я ни в какого Бога!» А потом мчался на велосипеде и с ужасом думал, что вот сейчас Господь с неба поразит меня молнией. Так я впервые предал, отрекся от Бога. А потом предательства покатились одно за другим.
После школы меня как комсомольского вожака позвали работать в райком комсомола — организовывать в одном из районов Москвы досуг молодежи. Потом направили в МГУ, учиться по вечерам на историческом факультете. Жизнь превратилась в калейдоскоп увеселений и удовольствий. Днями мы думали о том, какие придумать развлечения, писали для них сценарии, знакомились и приглашали на свои мероприятия известных артистов, писателей и музыкантов. Об идеологической работе с деланым серьезом докладывали на собраниях, понимая, что от этого зависит карьера и зарплата, а между собой часто на эту же тему, сдабривая матерком соленые шуточки, рассказывали анекдоты. Постепенно я научился говорить не то, что думаю на самом деле, — жить, руководствуясь двойной моралью. Вечеринки, дискотеки, концерты и закрытые кинопоказы для избранных часто продолжались где-нибудь на квартире со спиртным и легкомысленными подружками. Часто, просыпаясь по утрам, я не узнавал ни где я, ни с кем.
Но поистине роковым стало для меня знакомство с одним серьезным работником нашего райкома партии — Игорем Петровичем. Как-то вызвал он меня на ковер и огласил вслух собранное на меня досье, о существовании которого я и не подозревал. Там было всё о моей беспорядочной жизни комсомольца, о сомнительных знакомствах и мои откровенные, не подобающие моему статусу, высказывания. Помню, ноги мои стали ватными, лоб покрылся холодным потом, земля, что называется, ушла из-под ног.
Но тогда всё обошлось. Просто мы сговорились о том, что будем печатать «левые» билеты на наши молодежные мероприятия, а деньги от их продажи делить между собой поровну. Так я научился воровать у государства, пользуясь покровительством власти. Но одна идейная бухгалтерша из Дворца культуры нас раскусила и донесла в органы. Неожиданно приехала комиссия с ревизией. Я дрожащими руками, запершись в своем кабинете, жег документы и вот, представьте, молился, вспоминая то, как я это делал в далеком детстве.
Гроза миновала, я уволился из райкома, был вызван на Петровку, где мне за закрытыми дверями предложили «стучать» на Игоря Петровича. Я, руководствуясь чувством элементарной человеческой порядочности, отказался. А тут перестройка, полная неразбериха. К Белому дому не пошел, днями сидел у телевизора и пил. Наверное, это всё кончилось бы для меня рано или поздно психушкой. Но нежданно-негаданно в моей квартире раздался телефонный звонок.
Игорь Петрович предлагал встретиться по очень важному делу. Встреча состоялась, деловой разговор тоже. Мы организовали совместный бизнес. Вскоре дело наладилось, стало приносить прибыль. Не стоит углубляться в подробности, но через несколько лет у меня уже была возможность хранить средства в зарубежных банках, приобретать недвижимость в России и за рубежом. Я научился давать взятки, «отмывать» деньги, шантажировать и держать людей в страхе, убирать с дороги всех, кто пытался мне мешать, покупать и использовать людей в своих интересах. Я не пренебрегал никакими средствами, чтобы сохранить и приумножить свой бизнес. Я привык к дорогим вещам и окружил себя комфортом. Я узнал власть и силу денег. Деньги стали моей страстью. Делать деньги — это было теперь в моей жизни главным занятием.
В один прекрасный день я понял, что Игорь Петрович мешает управлять компанией так, как мне хотелось бы, то есть — единолично. Я не побрезговал, искусно повел игру, скупил его акции и стал обладателем всего пакета. У меня всё получилось.
Но совесть! Безусловно, она не молчала. Внутренний голос досаждал укорами и упреками, и вскоре я научился укрощать его благотворительностью в пользу сирот и пожертвованиями на храмы и монастыри. Но при всем внешнем благополучии душа моя не знала покоя. Я практически всегда был раздражен, недоволен собою и окружающими. Всё время находился кто-то, кто был, как мне казалось, успешнее, способнее или богаче меня, и я злился, завидовал. Друзьями нельзя было назвать людей, которые помогали мне в работе: я не мог им довериться, не мог положиться на них. Круг моего общения расширялся, но вместе с тем росло чувство полнейшего одиночества.
Нет, конечно, у меня были женщины. Я увлекался, быстро загорался и так же быстро охладевал. Внешне я ничем не примечателен — ни развитой мускулатуры, ни мужественных черт лица, поэтому свой успех я объяснял наличием денег. Грешен, сейчас мало кого из них могу вспомнить по имени… Расставался с легкостью, без сожаления, старался не обидеть, дарил подарки.
Впрочем, была одна, о ком действительно жалею. Любила она меня по-настоящему. Такое бывает раз в жизни. А я тогда испугался чего-то, запаниковал, смалодушничал и предал нашу любовь, когда понял, что сам теряю голову, становлюсь не властен над собою… Потерял свое сокровище. Если бы только смогла простить, умолял бы ее теперь вернуться, начать всё сначала…
— Александр, прервемся ненадолго? — в палату вошел доктор, дотронулся до его руки, чтобы определить пульс. Вслед за ним к кровати больного подошла сестра милосердия, в руках у нее был готовый для укола шприц.
Отец Сергий поднялся со стула и подошел к окну. В больничном парке мелкий дождичек кропил яркие разноцветные листья. Несмотря на непогоду, при взгляде на них на душе становилось радостно, и отец Сергий представил, какой свежестью будет пронизан воздух, когда дождь прекратится, заиграет солнышко, и всё вокруг засияет прозрачным и влажным блеском…
Дверь закрылась, доктор и сестричка ушли. В палате воцарилась осмысленная тишина. Отец Сергий обернулся. Александр смотрел на него глазами провинившегося мальчишки. Отец Сергий подошел, присел на свой стул и молча стал молиться.
Через некоторое время Александр снова заговорил:
— Женился я на фотомодели — ноги, талия, глаза — не стыдно было с ней показаться на приеме или на пляже. За одеждой к стилистам летали в Париж, отдыхать — на острова, затерянные в океанах, дом в Лондоне купили, прислугу наняли, когда ребенок родился. Дарил ей бриллианты и меха, спортивную машину, потом — породистую лошадь, когда она увлеклась верховой ездой... Только холодная она была какая-то, несколько раз убеждался в ее неверности, прощал из-за ребенка. Сам стал изменять направо и налево. В общем, внешне всё было по высшему разряду, а внутри — пустота. Долго не хотелось признаваться самому себе в том, что ошибся. Вначале я готов был думать, что эта женщина — моя семья, и она — самое главное в моей жизни.
Ошибся я еще и тогда, когда разорвал деловые отношения с Игорем Петровичем. Он мне за всё сполна воздал! Отомстил. Готовился серьезно и нанес удар неожиданно. В один прекрасный день я проснулся нищим. Осталось только то, что было записано на жену. А она… Она сразу подала на развод. С дочерью запретила мне встречаться. И я вернулся в свою старую квартиру, к маме.
Недалеко от нашего дома восстановили храм. Как-то зимой я зашел в него, не надеясь больше ни на что, разуверившись во всем, прислонился у входа к стене, стою и думаю: «Всё! Это — конец. Больше жить незачем». И слышу, священник проповедь говорит. Невольно стал прислушиваться, потом подошел ближе, и от того, что отчетливо услышал, душа моя как будто очнулась от сна. Я понял, что прожил безумную жизнь, в сущности, не познав ни настоящего счастья, ни радости, ни любви. То, к чему я прилагал свое сердце, оказалось обманом…
После этой проповеди я стал часто посещать богослужения, читать хорошие, духовного содержания, книги. Не расстаюсь с Евангелием. И на душе делается всё спокойнее. Во всяком случае, я пытаюсь мысленно у всех, кого повстречал на своем жизненном пути, просить прощения. И сам стараюсь простить. Трудно, но я пытаюсь…
В начале этой недели я вышел из дома с надеждой увидеть свою дочь. Я позвонил в дверь. Бывшая жена открыла, я хотел войти, но она меня сильно толкнула в грудь, я оступился, полетел с лестницы, до крови расшиб голову о ступеньку и потерял сознание. Теперь я здесь…
— Вас скоро выпишут — я говорил с вашим лечащим врачом. Слава Богу, ничего серьезного… Скажите, что было в той проповеди, которая так повлияла на ваше настроение? — спросил отец Сергий.
— Это была притча о блудном сыне, — ответил Александр и попытался привстать. — Я — блудный сын, прогневляющий своего Небесного Отца пороками алчности, зависти, корысти, злобы, жадности, эгоизма… Всю свою жизнь я заставлял скорбеть моего Спасителя и причинил Ему больше страданий, чем Иуда-предатель. И теперь я хочу вернуться к своему Милосердному Отцу и прошу Его только об одном — чтобы Он не отверг меня и принял хотя бы в последние наемники Свои…
Отец Сергий накрыл его голову епитрахилью и прочитал разрешительную молитву.
Евгений Трошин