Жила-была одна семья. И жил в этой семье чайник. Пузатый такой, эмалированный. Чайник в семье занимал особое положение, так как все любили пить чай. Чайник понимал свое значение, но не важничал, и не гордился перед другой кухонной посудой. Он был радушным, добрым трудягой. Большая хрустальная салатница, которая любила красоваться на столе исключительно только по большим праздникам, всегда посмеивалась над чайником, называя его трудоголиком.
А чайник действительно был великим тружеником. Папа утром встает на работу и первым делом сразу наливает в чайник воду и ставит на газ. Дети встают в школу и тоже ставят чайник на газ. Мама, перед тем как проводить в садик младшего сынишку, тоже без чайника не обходится. Но вот все ушли: кто на работу, кто в школу, кто в детский сад, и тут чайник без дела не остается. Бабушка приберет за всеми посуду и сидит, чаи с бубликами гоняет. Вечером собирается вся семья за чайком – беседуют.
Все бы хорошо, да одно плохо: чайник-то всем нужен, а вот к нему должного внимания в семье нет. Нередко бывает так: поставят его на газ, а вовремя отключить забывают. Так и стоит чайник, кипит от возмущения, а крышка на нем трясется от пара в негодовании. Воды становится все меньше и меньше. Чайник переживает, что вот-вот вода закончится и тогда страшно подумать, что может случиться. Наконец кто-нибудь войдет нечаянно на кухню, или так, вдруг вспомнят о чайнике и отключат. Чайник вздохнет облегченно: «на этот раз вроде пронесло». Но один раз забыли про чайник, и на кухню никто случайно не зашел, и случилась беда. Вся вода выкипела и чайник стал корежиться от огня, но не мог никого позвать на помощь, голоса-то он не имел. Так молча и погибал. Посуда в ужасе наблюдала гибель старого трудяги, но что она могла поделать? Хрустальная салатница, хотя и относилась к чайнику свысока, но тут и она не могла остаться равнодушной. «Я готова грохнуться на пол, и разлететься на тысячи мелких хрустальных осколков, лишь бы спасти этого беднягу!» — кричала она в благородном негодовании. Когда уже гарь проникла в комнату, так что даже папа, дремавший у телевизора с газетой в руках проснулся, все кинулись на кухню, но было поздно. Семья погоревала, погоревала о такой потере, да делать нечего, снесли чайник в мусорный контейнер. А на следующий день папа торжественно принес в дом новый, блестящий, никелированный чайник со свистком. Все были просто в восторге от этого чайника. На него не могли налюбоваться. Когда чайник закипал и начинал весело посвистывать, буквально вся семья бежала чтобы отключить его. Но скоро к новому чайнику привыкли. И теперь, когда чайник призывно свистел, к нему уже не спешили. Бывало папа крикнет детям: «Вы что, не слышите, чайник свистит? Идите кто-нибудь и отключите». «Ладно, — отвечали дети, –- сейчас досмотрим мультик, пусть пока немного посвистит». Бывали дни когда чайнику приходилось свистеть так долго, что он начинал беспокоиться, как бы не осип от горячего пара его голос. Хрустальная ваза недовольно ворчала: «Рассвистелся тут, голова уже от твоего свиста болит. Дедушка наш, труженик великий, тот никого не тревожил. Все трудился, трудился молча, так и сгорел на работе, бедняга». «Потому и свищу, — оправдывался чайник, — что не хочу сгореть». И продолжал отчаянно свистеть, пока кто-нибудь не приходил и не отключал его.
Опасения чайника подтвердились, вскоре он действительно лишился своего голоса, свисток вышел из строя. Этого даже никто в семье не заметил, и никелированного красавца постигла ужасная участь его собрата. Он так же молча сгорал, не уронив при этом ни одной слезинки, ибо все, что могло в нем плакать испарилось горячим паром через его надорванное горло. А расстроенная салатница всхлипывала, причитая: «Да, что ж это творится у нас в доме. Так и знайте, если подобное произойдет в третий раз, я просто не выдержу такой трагедии». Третьего раза не случилось, потому что после гибели поющего чайника на кухню прибыл электрический иностранец. Из белого пластика, с горделиво задранным носиком, наподобие птичьего клюва, он очень важничал. И было от чего. Чайник, едва закипев, сразу же мог отключить самого себя, без всякой посторонней помощи. Хрустальная ваза в восторге шептала своей подруге фарфоровой конфетнице: «Ты посмотри только, дорогая, каков красавец. А какой умный, какой обходительный, сразу видно — заграничное воспитание».
О двух сгоревших чайниках в семье не вспоминали. Да и зачем? Ведь никому не хотелось признаться, что равнодушие и невнимание убивает.
Протоиерей Николай Агафонов